2004 г.

В 1940 г. на І курс факультета было принято 50 человек (конкурс – 5 абитуриентов на место). Прием документов и собеседование проводили студенты V курса. На вступительных экзаменах сдавали шесть предметов. <...>

Перед ноябрьскими праздниками объявили о введении платы за обучение (200 руб.). Некоторые студенты оставили учебу. Старшекурсники начали устраиваться на работу – в гардеробы, кочегарами, ночными сторожами, разгружали вагоны.

Зимой 1940–1941 гг. в связи с финской войной изучали светомаскировку окон. В апреле – мае каждому студенту выдали противогаз. Три раза слушали в противогазах лекции по химии и математике.

Ночь с 21 по 22 июня для нас, студентов-первокурсников, была тревожной: 22 июня последний экзамен – физика. На этот же день было объявлено открытие Комсомольского озера, где осенью 1940 г. работали и мы. В 12 часов по радио объявили о начале войны. На митинге призывали не паниковать, не разъезжаться, обещали скорое окончание войны. Мы провели две ночи в бомбоубежище общежития, а вечером 24 июня бежали из горящего Минска кто куда. Путь по московскому шоссе был отрезан немецким десантом. Домой, в Борисов, я не попала. До Могилева больше шла пешком, прячась от бомбежек, теряя попутчиков-студентов. В город пришли вдвоем с землячкой. Последним эшелоном выехали из Могилева и 8 июля без гроша и в летней одежде попали в Мордовию (Зубово-Полянский район, село Старая Потьма)...* Тяжелые условия жизни и неустанная работа. Пришлось овладеть мордовским языком.

В октябре 1943 г. университет возобновил работу на станции Сходня Московской области (60 км от Москвы). Предварительно была проведена большая работа по сбору бывших студентов. Я с землячкой узнала об этом в июле 1942 г., когда нас вызвали в г. Саранск в ЦК комсомола. Нас собирались послать обучаться в Подмосковье для переброски в Беларусь. Во время подробного опроса [относительно] знания Борисова, его улиц, окрестностей зашел некто Редаченко и напомнил, чтобы студентов университета не забирали, так как он возобновляет свою работу. В октябре на ст. Сходня собралось около 200 студентов [географического], физико-математического, химического, биологического, исторического и филологического факультетов. Первые два месяца деканом химфака был Д. К. Мицкевич (сын Якуба Коласа). Потом назначили профессора М. М. Павлюченко. Курсы были малочисленные. I курс (многие поступившие – из Подмосковья) – 25 человек, II курс – 2 (Г. Лазерко, Э. Гуревич), III курс–5 (или 6), IV курс – 7–8 человек.

Большая работа выпала на долю декана М. М. Павлюченко, создателя и организатора химического факультета военного и послевоенного времени. Для прохождения практикумов необходимо было пристроить студентов в московские вузы, где занятия начались в сентябре, а также найти лекторов. Многие лекции, лабораторные занятия проходили в МГУ на ул. Моховой, 8.

На ст. Сходня университет размещался в школе. В цокольном кирпичном этаже находились кухня, столовая. Верхний этаж, деревянный, занимали классы – аудитории, библиотека, ректорат с администрацией. Ни парт, ни скамеек не было. Сидели на березовых столбиках в неотапливаемых классах.

До МГУ добирались поездом – 1 час езды. Занятия начинались в 8.00. Часто уезжали голодными на целый день. Относились к нам хорошо, любили за аккуратность. Ведь за каждую разбитую пробирку, стаканчик и другое со студентов брали плату.

Стипендия на II курсе была 140 руб., ее не хватало. Приходилось продавать двухдневную пайку хлеба и покупать 3 кг картошки. Ее не чистили, а мыли и нарезали тонкими ломтиками, запекали на горячей плите. <...>
Зима была снежной и морозной. В декабре нас послали на заготовку дров для кухни. У многих не было теплой обуви, а снег чуть ли не по пояс. Снабдили лаптями из веревок в палец толщиной и портянками. Пришлось и мне пользоваться этой обувью, так как была в босоножках и мелких резиновых калошах. Всей комнатой обули меня. В 5.30 подъем – и к поезду по направлению к г. Клину. В лесу учили правильной валке дерева, распиловке. Были одни девушки. Одна попала под падающую березу, удачно вытащили. Выполняли план – и к поезду, который стоял 2–3 минуты. <...>

В январе 1944 г. прибыл к нам вагон картофеля из Гомеля. На его разгрузку подняли нас ночью – шла сессия. Разрешили взять по несколько картофелин. Какой же она была вкусной, своей, белорусской.

Сдавали сессию только на отлично. Учились добросовестно. Испытывая большой дефицит бумаги, пользовались газетами, обоями, всякими канцелярскими книгами. Шпаргалок не знали. Это было бы предательством перед воюющими и погибающими сверстниками.

Следили за каждым шагом армии, продвигающейся по белорусской земле. Ведь большинство из нас три года ничего не знали о судьбе родных. Мучили тревожные ожидания. Стали поговаривать о реэвакуации университета. Прибавилась работа по комплектованию библиотеки. М. М. Павлюченко связывался с московскими вузами (Институт стали, Химико-технологический, МГУ, Пединститут и др.). Нам отбирали учебную литературу, а большие связки мы доставляли сами. Студенты стали получать печальные и радостные вести из освобожденных районов.

Помню, как слушали всем коллективом защиту кандидатской диссертации М. А. Жидович (филфак), оберегая ее в этот день от извещения о гибели мужа на фронте. Наши переживания разделяли и преподаватели.

4 июля 1944 года**. Радостная весть – освобожден Минск. Бежали к зданию школы, падали, сбивая колени. Запомнился митинг в большой аудитории стоя. Поздравление ректора – Парфена Петровича Савицкого. Все плачут. Проректор Маркел Емельянович Макушок, утирая слезы, произносит: «Не стесняйтесь слез, это слезы радости, возвращения и встреч».

Сформировали первую бригаду на восстановительные работы (примерно 30 человек), и 1 августа 1944 г. с Белорусского вокзала под марш «Прощание славянки» мы выехали в Минск. Ехали около пяти суток, так как долго простаивали из-за ремонта разрушенных путей. Ректор разрешил, кому по дороге, встречу с родными на три дня. Сошла и я в Борисове, а куда идти – не знаю, одни развалины. Все улицы выжжены пожаром, сгорела моя любимая школа № 3. Стою у калитки нашего дома с подарками – булочка черного хлеба, 1 кг соли и кусок хозяйственного мыла. Тяжелая и радостная встреча с родными и 20-часовой сон.

Минск увидела в ужасном состоянии, одни развалины. Восстанавливали уцелевший двухэтажный корпус физмата, готовили общежитие на ул. Немига, 21, освобождали разрушенный химфак от сплавленных в пожаре коек немецкого госпиталя. На уцелевших заборах, стенах одни надписи «Восстановим тебя, родной Минск». Напротив современного главного корпуса стояло трехэтажное здание, где размещалось СС. Здесь же погиб студент IV курса химфака Жорж Фалевич. Из подпольной группы осталась одна Нина Ермоленко (Дроздовская), моя сокурсница. Стены здания усеяны надписями «Отомстите за нас», «Мы умираем за Родину», «Не вынес пыток, но не выдал». Увидев это, мы потеряли сон и покой. Окна дома правительства заклеены крест накрест полосками. В разбитом городе нет света, воды.

В сентябре вернулся университет, в октябре начались занятия. Химфак, физико-математический факультет, администрация, ректорат, хозяйственная часть, читальный зал, библиотека разместились в подготовительном двухэтажном корпусе. Каждая кафедра имела по одной комнате, где читались лекции, велись лабораторные занятия. Реактивы, ряд приборов, справочную иностранную литературу, химическую посуду сохранили оставшиеся в Минске профессор Ф. М. Осипенко (заведующий кафедрой органической химии), Надежда Ивановна Карпович (ассистент кафедры физической химии и до (примерно) 1949– 1950 гг. – заместитель декана химфака), доцент И. П. Морковко. Мы откопали ящики с посудой, приборами, спрятанные на улице Витебской на территории педагогического училища (р-н Немиги). Многие годы на лабораторных занятиях использовали эти приборы. Профессор Ф. М. Осипенко сдал сохраненные им две платиновые чаши по 20 г.

1944/45 учебный год был особенно трудным. Ни в корпусе, ни в библиотеках, ни в общежитии не топили. В общежитии не было электрического света. Зимнюю сессию готовили в кроватях под одеялами, на тумбочках стояли изобретенные нами «светильники» – бутылочки с керосином, а через картофельную пластинку протянут фитиль. Копоти в ноздрях было достаточно. Варили супчики в жестяных литровых банках, пока не заработала наша спасительная фабрика-кухня. Ночами донимали крысы, которых мы отпугивали палками. <...>

Памятен День Победы 1945 г. Демонстрация и митинг у Дома правительства, всеобщее ликование. Профессор Ф. М. Осипенко пришел помолодевшим, сбрив длинную, до пояса, бороду.

Постепенно возвращались с фронта студенты и преподаватели. Спустя два с половиной месяца после Дня Победы правительство создало в г. Ялте нервно-соматический санаторий для оздоровления студентов.

Отмену карточной системы отметили так: купили по булке черного свежего хлеба и по 0,5 кг сахара и в один присест съели.

В январе 1946 г. на торжественном собрании университета вручали медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», учитывая, безусловно, и работу до приезда на ст. Сходня. Вместе со мной были награждены 5 «химичек» – Надежда Позднякова, Людмила Ольхова, Эмма Гуревич, Людмила Севостьянова. Все приехали в Минск на восстановление университета в первой бригаде. К сожалению, их уже нет. <...>

* Шматкроп’е аўтара ўспамiнаў.
** Гл. заўвагу на с. 108.

Хімія: праблемы выкладання. 2004. № 3. С. 59–63.